Глава 2. Егор Сидорчук
Второй месяц тяжелейших занятий подходил к концу.
Сейчас даже концентрационный лагерь гитлеровцев не казался адом. Его было с
чем сравнивать. Колымские сталинские лагеря были настоящим концом света. Чудо,
что они вырвались оттуда — он, майор Сидорчук, и Федя Дулов, капитан,
пограничник, воевавший с самураями из Квантунской армии. Низкорослые япошки
дрались отчаянно, но не выдержали натиска русских солдат. Впрочем, всё это
осталось в прошлом.
Память. Она не дала им сгинуть в страшные колымские
морозы. Они даже дали достойный отпор шпане — обнаглевшим уркам, что позарились
на пайки армейцев, "контриков", обвинённых по 58-й статье. Ослабевшие
от голода и непосильной работы, они, десяток офицеров, прошедших школу
скоротечных охваток с японцами, объединились и дали бой мрази, пользовавшейся
сочувствием конвойного корпуса. С помощью приёмов рукопашного боя они вышибли у
воров ножи и заточки, а потом выгнали их из барака, за порог, где злой мороз не
разбирался, кто из зеков "социально близкий", а кто нет.
В немецком лагере не было того гнетущего душу
чувства безнадёжности. Верилось, что конец их мучениям рано или поздно
настанет, А что будет потом, то потом и будет.
Оказалось, что и в гитлеровском лагере были свои
стукачи. Кто-то донёс фрицам, что майор Сидорчук и капитан Дулов Советами
обижены. Скоро обоих вызвали к "чёрному". Но гестаповец вдруг
оказался русским, можно оказать, своим же — фронтовиком. Он поговорил с Егором,
а потом и с Дуловым, порознь, может, имел беседу ещё с кем. Это было в его
власти. С русскоязычным гестаповцем лагерное начальство общалось обходительно,
значит — он имел вес.
Во время продолжительной беседы он от души
посочувствовал Егору, Мол, куда не кинь — всюду клин получается, Это всё Егор и
сам уже давно прочувствовал. Оказавшись врагом народа по делу Тухачевского —
Якира, он стал зеком и пошел путешествовать по кругам ГУЛАГовской преисподней.
Каждый переход-этап погружал его всё глубже в социальный беспредел. Это было
самое настоящее средневековье — о самоуправством и беззаконием удельных
князьков, действовавших вояк на свой лад,
Вырваться на волю помогла война с Германией. Первые
же месяцы бесталанной войны обескровили "непобедимую и легендарную"
едва ли не на треть. Вот тогда-то и вспомнили про кадровиков, которых не так уж
давно и отправили на освоение северных п р е д е л о в в 37-38-х годах. А ведь в тех рядах были асы тактических разработок и стратегических замыслов, Многие
успели сгинуть безвестно, но кое-кто всё же остался в живых. Из них и стали формировать
штрафные батальоны. Военспецы с 58-й статьёй стали снова офицерами, а всякая
голь — шантрапа уголовная, пожелавшая идти в бой, стали числиться рядовыми.
Добавилась сюда и прослойка проштрафившихся фронтовиков. И — вперёд, на
передовую. Многие такие батальоны толком даже не вооружили. Приходилось воевать
и голыми руками, и разным подручным средством (как там у Ленина —
"булыжник есть оружие пролетариата"), И, воевали, не хуже чем
кадровые части. А как по другому, когда за плечами сидели чекисты с пулемётами.
Дрогнешь, начнёшь отступать, а там — пулемётные очереди. И, не всегда над
головами для "душевного сугрева". А в удачные дни угощали водкой.
Бывали и переводы в обычные части, и даже государственные награды.
(Поговаривали, что Сашка Матросов, зек ростовский, юнец девятнадцати лет от
роду, Героем сделался, посмертно, правда, за, поступок отчаянный, но этому
Сидорчук так и не поверил).
Всё вспомнил тот гестаповец, и тоска пошла-поплыла
откуда-то из недр запредельных, где она все последние месяцы вполне мирно
гнездилась. Пошёл тогда Егор навстречу увещеваниям нелюдя гитлеровского,
поверил, что из двух зол меньшая та, за которую его агитировали.
Оказалось, что и Дулова Федю точно так же с а г и т и р о в а л и. Растолковал им Ригель, то гестаповец, оказавшийся немцем
прибалтийским, но по-нашему шпаривший не хуже любого уральца, что Сталин с
Гитлером заодно был, действовали они во взаимном согласии. делили Европу
по-свойски, но Джугашвили-Коба посчитал, что объегорил его Адольф австрийский и
кончился на том пакт задокументированный Риббентропом и Молотовым. Дальше
Гитлер и Сталин оказались по разные стороны баррикад, но только вот по-византийски
хитрый семинарист Коба переиграл арийца Шикльгрубера. Если один возвеличивал
свою нордическую нацию и вёл её ко главенству над миром, то второй нёс и д е ю, а людей, носителей той идеи, уничтожал безжалостно. Счёт шёл на многие
миллионы погубленных судеб и обстоятельства утверждали, что счёт тот и дальше
будет множиться, И ведь делов-то — сковырнуть тирана, росточком небольшого и
лицом рябого, с сухой рукою. Однако же до сей поры не находилось такого
богатыря, А делать это рукой иноземца значило обидеть кровно русского
человека, каковой зачастую любит не конкретную личность, но ту, что он считает
символом, А если уберёт в р а ж и н у свой, то поймут его соотечественники,
сердцем очистятся и, кто его знает, может изменится мир и сущность всея
Евразии, что именуется Россией, или по-новому — Советским Союзом.
Чем уж так прикипел к ним Ригель сладкоречивый, но
пошли за ним Сидорчук, и Дулов, и ещё кое-кто из того лагеря, по вере нутряной
или, что верней, от голодухи беспросветной.
Обрядили их в форму, похожую на ту, что они в
штрафниках имели, дали оружие, и началось с того дня обучение. Гоняли их свои
же, мордастые власовцы, уже успевшие нажрать ряшку на германских харчах, а
также немецкие инструктора. Те орали меньше и больше по делу говорили. Кто из
них общался по-русски, а кто и через переводчика.
Во фронтовых буднях майор Сидорчук успел поваляться
и в обвалившихся блиндажах и стоять в окопах по колено в ледяной воде, но вот
обшитого тёсом нужника, вычищенного до белизны, он давненько не видывал. На
войне как на войне, вырыл ямку, сел над ней, однако же, немцы, педанты, имели
ко всему свой, европейский подход. Прививали такие же навыки и им, курсантам
спецшколы.
Сидорчук смежил глаза, однако же, и там, во сне, он
куда-то бежал, стрелял навскидку и умелыми ударами валил чекистов. Он себя
убедил, что является витязем, и призван варягами, чтобы очистить землю русскую
от мрази большевистской.
Бывала уже не раз смута в земле русской, когда для
спасения от погибели призывали иноземцев, в а р я г о в, чтобы они научили,
как спастись им от своих же ошибок, от своих же с о р о д и ч е й. Может и
сейчас настало то же время, когда варяг-германец поможет им сбросить иго ВКП(б), что сгубила крестьянина, а теперь и вовсе взялась переплавить всех —
украинцев, русских, татар, белорусов, грузин, чукчей и калмыков в нечто
среднее, человека советского, раба коммунистических сатрапов.
Ещё дремал Егор, а уже дежурный по казарме врубил
сирену тревожного сигнала и все посыпались с коек, на ходу хватаясь за галифе и
гимнастёрки. Не успел майор толком проснуться, а уже в строю вместе со всеми,
и сапоги не жмут, ремень подтянут и пилотка на месте. Всё путём, как у других.
Движения доходят до автоматизма, главное не мешать себе сомнениями (правильно
ли делаешь?), руки, они свою работу знают. Одеваться ли по тревоге, разбирать
ли оружие, или передавать шифрограмму. Всё — быстро, сноровчато, по-европейски.
Рядом дышит Федя Дулов, ещё дальше — старшина Сергей
Тархаунов, водила их боевой группы, ссучившийся вор, пошедший в штрафники и
попавший в плен вместе со своими командирами, Он и в лагере германском держался
за них, и здесь попал к Сидорчуку стараниями Ригеля, Серый, или Бархан, как его
прозвали в лагере блатные, машину изучил знатно, не раз участвовал в угонах, и,
по его рассказам, водил дружбу со знаменитыми уркаганами, что и сказалось по
первости на его лагерном положении.
Вместо того чтобы опять отрабатывать действия
мобильной группы в городских условиях, строй курсантов разбился по намеченным
боевым бригадам, и они разошлись. На этот раз группу Сидорчука отделили от
остальных. Втроём они направились за долговязым Вилли, специалистом по взрывчатым
веществам, к приземистому бункеру, за которым располагалось обширное подземное
помещение, настоящий туннель, уходивший в глубь холма.
Немец Вилли нацепил на глаза очки-консервы и бросил
курсантам такие же, Затем выудил из железного, опечатанного сургучом сейфа ком
бурой глины, сунул его в кожаный планшет и двинулся по коридору вдоль гофрированной
металлической стены.
Они уже не раз здесь бывали, и Сидорчук, и остальные
из его команды. Здесь их обучали подрывному делу, и как сооружать из гранат и
подручного материала адские машины, какими полста лет назад взрывали царей и
разных там министров — губернаторов,
На этот раз гранат и мин не было, но Вилли вдруг
достал тот самый ком. Оказалось, что это вовсе и не глина, а самая настоящая
взрывчатка, из Англии. Долговязый подрывник вставил в ком капсюль взрывателя,
проходя мимо макета лёгкой танкетки, шмякнул незаметно вязкий ком на борт и, не
останавливаясь, прошёл дальше, за высокий барьер с амбразурами. Курсанты тесной
группой двигались за ним. Там, за стеной, Вилли достал из планшетки приборчик,
чуть больше портсигара, провернул рукоятку, и вдруг неожиданно грохнуло так,
что все они пошатнулись. В ушах били колокола, а Бархан так и вовсе пал на
карачки и, если бы не было свидетелей, рванул бы из бункера без промедления.
Ругаясь, он поднялся и отряхнул с колен пыль.
Не обращая на курсантов внимания, Вилли, носивший на
голове массивные наушники, уже шагал обратно, туда, где клубился после взрыва
дым.
Было видно, что танкетка завалилась на бок, одно
колесо соскочило с оси, а в борту зияло рваное отверстие.
Боже ж ты мой, спаси и сохрани. Так ведь комок-то
тот был не больше кулака, а рвануло так, будто привесили там не менее пудовой
бомбы. Знатное дело!
Курсанты ещё ползали вокруг порушенной машины, а
Вилли уже отрезал от кома ещё одну жменю той "глины". Значит, урок
будет иметь продолжение.
Теперь в действие вступил майор.
Надо было изобразить делового человека, озабоченного
разного рода размышлениями. Он шагает себе вперёд и не замечает, что оказался
рядом с бронированным автомобилем. Лёгкое касание и глиняный ком надёжно липнет
к боку машины. Не останавливаясь, следуешь дальше, а в надёжном укрытии
наступает черёд дистанционного взрывателя, чудо-машинки, коей на расстоянии до
семи километров ультракоротким радиоволнами запускают капсюль. Итог известен —
исковерканная машина летит кверху колёсами, исторгая из чрева искры и клубы
дыма. Внутри не останется ничего живого.
Первым про семь километров спросил Федя Дулов.
Зачем, мол, такое расстояние? Ведь до укрытия достаточно и сотни метров.
Тут-то и оказалось, что они проходили самые азы. Ведь прилеплять сей ком им
придётся к движущейся машине.
Подобраться к лимузину Сталина не позволят и самому
рассеянному недотёпе. Такого разиню непременно схватят и обыщут, а лишь только
при нём обнаружится ком грязи, да ещё о радиодетонатором внутри, то конец будет
не только тому "разине", но и всей группе, даже если они в ту минуту
нажмут пусковое устройство. И, неизвестно, кому повезёт больше — тому, кого в
клочья разнесёт по округе, или тем, из кого все жилы по одной вынут и в жгут
соберут, коим после нещадно высекут. И так, и так гибель рисуется.
Иное дело, когда машина двигается. Можно ненароком
оказаться рядом, а в другой миг уже за километры в стороне. И тогда — крути
рукоять, а потом уноси ноги.
Казалось бы — чего проще. Однако же так казалось
лишь на первый взгляд. Сложно приблизиться к тщательно охраняемому броневику,
но, в виде патруля — теоретически — ещё терпимо. Дальше начинались проблемы.
Как забросить ком взрывчатой "глины" так, чтобы пристала и не
отлетела. Всё же надо учитывать — и скорость, и массу комка, и ускорение при
броске. Куда кидать — в борт, в кормовую часть, на капот? Идеальней всего — на
ветровое стекло, чёртом унестись прочь и сразу — сигнал! Бу-бум! Клятые чекисты
будут скребками отдирать своего вождя от сидения, а в это время
"виллис" террористов уже далеко и следует по заранее уговорённому
маршруту, где их всех встретят, как героев, и ...
Но об этом думать ещё рано, и Сидорчук снова и снова
бросает липкий пластиковый ком в проносивший мимо бок лимузина. Близко
подходить опасно, а издалека бросок не получался. Из десяти метаний семь или
даже восемь заканчивались неудачно. Лучше получалось у Дулова. Он попадал
каждый второй раз. Тархаунов не в счёт. Его работа за рулём, дорога и ловкие
руки, фарт гонщика и наезженные километры.
Гоняли до одурения, пока результат не стал один к
трем. Одна неудача и три приличных броска. В лимузине сидел Отто Ригель и лично
наблюдал за приближающимся "виллисом". После этого пришлось ещё
делать вид, что пассажиры несущейся патрульной машины "не замечают"
лимузина Вождя. Это усложнило задачу, но, после продолжительных стараний, было
выполнено.
На четвёртый день решили провести боевое учение. В
лимузин усадили давешнего усатого турка — "Сталина". Он топорщил
густые усы и хмурил седые брови. Ему не нравилась роль жертвы, но концлагерь
нравился ещё меньше. За рулём сидел молодой юркий власовец и весело скалил
зубы. Уж больно турок тот походил на Иосифа Виссарионовича!
Лимузин гнал по улице, сзади — спереди неслись
машины с охраной, на обочинах жались фигурки пешей охраны, с пистолетами,
оглядывавшимися по сторонам.
Вдруг из бокового переулка вывернул
"виллис" с диверсантами, одетыми, как и большинство, в милицейскую
форму. Большинство из "охранников" - власовцев знали, что в том
"виллисе" находятся диверсанты и потянули из карманов наганы, но
"виллис" пронёсся на большой скорости рядом с лимузином и тут же
свернул к обочине, рванул в сторону, прочь.
Видел ли кто мелькнувшую руку, бросок серого
незначительного комка, что ударился в борт автомонстра, разъехался рыхлой
лепёшкой, в середине которой искрой высверкнула головка капсюля? Но, скорость.
Всё на ходу трансформировалось в размытый рисунок.
Похолодевший Егор распахнул планшетку, достал оттуда
приборчик, и крутанул рукоять. Кортеж остался далеко позади, то есть это
"виллис" был позади, он за это время успел развернуться, но и отсюда
хорошо был виден столб дыма и подпрыгнувшую машину.
В реальных событиях они неслись бы уже прочь во все
лошадиные силы мотора, но в данный момент Бархан развернулся, и они покатили
туда, где сгрудилась кавалькада машин.
Для испытательной акции от куска пластиковой
взрывчатки отщипнули незначительный кусочек липкой "смерти", гораздо
меньше того, какой планировался для д е л а.
Лимузин не перевернуло. Он даже остался стоять на
колёсах. Однако борт всё же разворотило. Броня смялась и развернулась внутри
салона остро заточенными лохмотьями. Водитель, молодой парнишка с
бессмысленной улыбкой на лице лежал, навалившись грудью на баранку. Волосы на
затылке его слиплись от крови. Осколок броневой стали вошёл таким образом, что
парень погиб мгновенно, без боли и мучительной агонии.
"Сталин" на заднем сидений стонал и охал,
смахивая ладонью кровь с разбитого лица. Ему повезло больше. При ударе, когда
взрывом лимузин бросило на переднюю машину, он ударился лицом о спинку
переднего кресла и теперь жалобно ныл, заливая бурыми каплями генеральское
судно дорогой шинели. Его достали из разбитой машины и отправили в санчасть.
Ригель стоял рядом с Зингером, и они увлечённо
обсуждали итоги генеральной репетиции диверсионного акта. Всё разворачивалось
на редкость удачно.
Глава 3. Сергей Тархаунов
©
Copyright 2004
|
