Глава 3. Сергей
Тархаунов
Бархан считал себя парнем лихим и даже фартовым,
Правда, случалось, что фарт тот куда-то пропадал, но потом каждый раз
возвращался обратно. К банде Пана он пристал, можно сказать, самолично,
восхищаясь удачливостью самого Пана и оборотистостью его правой руки —
Мельника. Вот только первый из грабёж с его участием, налёт на магазинчик
Торгсина едва не закончился плачевно, Урки выскочили из дверей лавки прямо
перед очи остолбеневших "мусоров". Патрули сплоховали и, когда
похватались за "пушки", воры уже бросили добро и, отстреливаясь,
укатили на машине, Правда, в перестрелке той одного из парней Пана тоже
подранили и пришлось его вывозить из города к дальней родне, где он и остался
на лечение.
После череды красивых гоп-стопов банду замели и
Бархану влепили первый срок — трояк, как несовершеннолетнему, а уже в лагере
он по всем правилам "прошёл прописку" и мотал время в компании
зоновских знатоков, постигая воровской
"з а к о н".
После первой ходки всё должно было пойти
"по-кайфу", но в стране начали заворачивать гайки, ворам тоже прижали
хвост и Серёга Тархаунов несколько месяцев крутил баранку, работая "на
дядю". На автобазе, где он тянул рабочую лямку, сидели явно не дураки и
быстро поняли, что за фрукт затесался в рабочие ряды. Серёгу натуральным
образом подставили и он загремел в лагерь за чужую вину, Обидно было до слез
садиться ни за что и он порезал вертухая, который хотел немного
"поучить" новичка. Конвоир попал в лазарет, а Бархан получил
добавочный пятерик.
А дальше на воле началась война, где-то далеко и
смутно, выражавшаяся для зеков в уменьшении пайки и озлоблении конвоиров,
которые опасались попасть на фронт. Но это были пока что цветочки, а ягодки их
поджидали, когда разгорелась другая война, лагерная, где резались друг с
другом воры. Это была уже реальная опасность, потому как вражеская сталь могла
в любой момент влезть под ребро, и это был факт. Факт конкретно неприятный.
Война получила имя "сучьей". Почему?
Старые, довоенные урки строго блюди свой собственный "закон", по
которому любые контакты с ненавистной властью жестоко карались, нередко и
смертью нарушителя, но, готовясь к войне, лагерная администрация предложила
авторитетным ворам выбор – иди они будут иметь весь набор репрессивных мер
вместе о "политиками", или урки идут на оговор о администрацией и
станут связующим звеном между лагерными
о р г а н а м и и
многочисленной категорией остальных заключённых, доброй частью из которых были
"враги народа" по всем подпунктам 58-й статьи. Взамен они получат
вполне конкретнее послабления в режиме, а также возможность безнаказанно
обирать любого из заключённых. Эта мера позволила бы администрации ослабить
многочисленный состав конвойных частей, одновременно оставаясь на контроле
ситуации внутри лагерей,
Принципиальные воры ответили отказом, но часть
молодёжи почувствовала в этом выгоду и пошла на контакт, Скоро они поняли, что
не проиграли. Все должности лагерных "придурков", начиная от
санитаров в санчасти и банщиков, до бригадиров и воспитателей, оказались у них
в руках, Администрация не обманула урок. Оказалось, что в лагере можно вести
вполне сносное существование.
На сторону предприимчивых "умников" тут же
склонилось множество других уголовников, тоже желающих приобщиться к дележу
бесплатного п и р о г а. Но тут
обеспокоились старые "законники". Проверенный десятилетиями
"закон" мог лопнуть в одночасье и тогда был объявлен общий сход, на
котором изменивших "закону" воров назвали "суками", а затем
приговорили всех их скопом к смерти.
Так началась "сучья" война. Администрация с
интересом следила за баталиями этого закулисного и вместе с тем масштабного
сражения и даже начала свою игру. То в "сучий" лагерь завозились
"законники", то к "законникам" направлялся этап
"сук". Смертность в лагерях начала набирать обороты. Многочисленное
сначала племя "законников" надеялось легко перерезать предателей, но
"суки", спасая свою жизнь, проявляли чудеса изворотливости, смелости
и хитрости. Они привлекали на свою сторону не только падкую на лакомый кусок
молодёжь, но и проверенных временем
в о л к о в, ставя их перед
выбором — или нож в сердце или целовать им клинок ножа во славу нового
"сучьего закона". Не все предпочитали смерть и ряды "сук"
потихоньку множились.
Так и Бархана однажды поставили перед
выбором. Чуя диафрагмой остриё ножа, Бархан не стал корчить героя, а принял
свою судьбу и пошел ей навстречу. Уже потом, вкусив свою долю
т р о ф е е в, он
радовался и лагерные "кумовья" уже не казались ему смертными врагами
— с ними можно было договориться.
Так бы он отмотал свою пятёрку, благо шёл уже
последний год, а там уже и брезжила воля. Он не сомневался, что устроился бы там,
благодаря наработанным связям, но тут в стране началась очередная волна чисток
и в лагеря пошли этапы "политиков" и воров. И если с первыми проблем
не возникало, то, что касается вторых ...
Число "законников" резко повысилось. И они
вновь взялись за ножи. "Суки" запаниковали, а тут вдруг появилась
возможность записаться в Красную Армию, и Бархан уцепился за эту идею обеими
руками,
В штрафные батальоны армии Рокоссовского брали в
основном уголовных, для роли "пушечного мяса". Но, редко, делали
исключения для "58-й статьи", Только для кадровых офицеров, вина
которых была символической. Эшелоны набивались "суками", среди
которых попадались и кадровые офицеры, Конвоиры почти перестали зверствовать.
С Дуловым и Сидорчуком Серёга Тархаунов познакомился
ещё в лагере, но не больно-то жал на них, с одной стороны видя их силу, а с
другой из-за природного добродушия. Со временем доброта сильно прорядилась, но
уважение к силе осталось.
Потом это пригодилось, когда "политики" и
"контрики" вдруг стали
командирами.
Во всяком случае, Бархан не погиб сразу. А потом был немецкий прорыв, блиндаж
их засыпало землёй от близкого бомбового разрыва, а когда они откопались,
вокруг были уже немцы. Их, полуконтуженных, скрутили и очухались они уже за
колючкой.
Но фарт Серегин ещё не был исчерпан до
дна. И он вырвался оттуда, пошёл служить к фрицам. То есть, не то чтобы служить
...
За рулём машины он ощущал себя вольной птицей. Как
это писал. Лермонтов: " ... пора, брат, пора. Туда, где под тучей белеет
гора... " Он несётся вперёд по бескрайним просторам, а бараки, опутанные
ненавистной колючкой, тают где-то позади. Ему и сны-то виделись такие, как он
в кабине и руки привычно сжимают руль, а дорога уносится под колёса.
Ему досталась самая лёгкая задача. То есть — привычная.
"Виллис" - машина послушная и для скорого манёвра подходящая. Выехал,
прижался, как бы ненароком, и в сторону. Это ему воры в лагере показывали такой
фокус, как подходит щ и п а ч ко
"клиенту", чуть вроде рукавом задел и дальше себе двигается, а
"фраер" тем временем за карман хватается. Украли, мол, Так и тут,
только вместо ловкой кражи ещё более ловкий заброс.
Может и получилось бы у Серёги зашвырнуть тот комок
ловчей других, но место за баранкой он не уступит никому.
За последние дни он наездился изрядно, но такое дело
ему не надоедало. Он готов был и среди ночи подниматься. Руки сами
передёргивали рычаги коробки передач, ноги давили на акселератор... Так, во
сне, он гонял по дорогам и вдруг оказывался дома.
"Виллис" летел по улицам Вычегды. Дом их,
пятистенок рубленый, почернел от времени, а возле трубы крыша и вовсе мхом
поросла. На улицу высыпали сестры, мал мала меньше. Настька, Марфуша, Алёнка.
Брат, Поликарп, вместе с батей на заработках, Затормозил Серёга, остановился и
смотрит на них, а они на него. Вон и мать в окошко смотрит, лицо платком
закрыто. Пальцы у Серёги до боли в баранку вцепились, а из глаз слезы капают,
Понимает он, что сон всё это, а успокоиться не может. Умерли ведь они с голодухи
все — и мать, и сестёнки, и батя даже, Вот только братан ещё жив может быть, но
и от него вестей никаких, сгинул где-то. Снова завыла сирена побудки.
Серёга Тархаунов стремительно оделся и встал в строй
рядом с Дуловым. С "Дулом", как прозвал его Бархан. Для себя лично он
составил собственный план их дальнейших действий.
То, что фрицы готовили их к покушению на
П а х а н а, Тархаунов давно уже
понял, как понял и бесперспективность любой их попытки. Даже если поднять всех
московских урок, щипачей, медвежатников, гопников, кукольников, домушников,
всех, до самых последних пелёночников, то лишь в том случае можно было
попытаться завалить з в е р я. А три
человека, будь они самыми что ни на есть былинными богатырями, ничего не смогут
сделать против тысячного корпуса сталинских охранников.
Ни минуты Бархан не сомневался, что сговорит корешей
на альтернативные действия. Пользуясь полученной экипировкой, они возьмут
ювелирный магазин в столице и
незамедлительно "рванут когти" в сторону Урала, А там, пользуясь
ментовскими ксивами, они совершат гастрольное турне по европейской части страны
и доберутся таким образом до югов. В Ростове у Бархана имеются кореша. 0ни
помогут пристать к какой-либо банде. А может лихой троицей они будут действовать
самостоятельно. "Политики", мужики отчаяние и пулям кланяться не
будут,
Прикинув перспективы,
Бархан повеселел.
Глава 4. Гельмут Зингер
©
Copyright 2004
|
