Александр Барышников

Клад Соловья-Разбойника

Серия 5

Возвращение Выра

            Отпуская отодвинутую ветку и опасаясь ненароком хлестнуть ею шедшего следом Светобора, девушка повернула к нему разгоряченное лицо, глаза их встретились, и как будто огонь вспыхнул у нее под грудью, пронзил сладкой болью, горячая волна захлестнула сердце, затуманила голову. Люльпу пошатнулась, но тут же крепкие руки Светобора подхватили ее нежно и бережно, и это прикосновенье вызвало новую вспышку, и новая стрела сладкой боли пронзила ее...
            В это время кусты ощетинились копьями, блеснули в листве кривые сабли.
             — Нет! — закричала Люльпу, но было поздно — торжествующие воты накинулись на чужаков, началась свалка. Привычные к потехам ушкуйники быстро одумались. Кормщик Кряж, уже успевший выхватить копье у одного из вотских воинов, прокладывал дорогу. Светобор и шустрый Якуня дрались спина к спине, медленно продвигаясь за Кряжем. Мирный человек Григорий поначалу растерялся, но, получив крепкую зуботычину, разъярился, взревел разбуженным медведем, рванул на груди ветхую рубаху и вломился в гущу нападавших, раскидывая и калеча их. Не знал кузнец о приказе вотского вождя взять чужаков живыми, и отчаянье вошло в душу, придало сил, и был он немилостив к врагам своим.
            А кормщик Кряж бился уже в тени городовой башни, и всего-то полтора десятка шагов отделяли его от узких высоких ворот, заросших репьем и крапивой. Уже Люльпу, которую не смели тронуть вотские воины, добежала до этих ворот и яростно рвала зубами ремни на дубовом запоре...
            Воты, получив неожиданно мощный отпор, отступили. Тяжело дыша, взъерошенные, потные, они, однако, не разомкнули круга и со злобным вниманием следили за чужаками. Утомленные неравной дракой, ушкуйники тоже остановились — перевести дух и собраться с новыми силами. Светобор зорко оглядывался, ища выхода из положения; кормщик Кряж, поплевав на ладонь кровавой слюной, приглаживал растрепанные волосы; кузнец тупо уставился на нож в руке Якуни — капли нестерпимо алой крови медленно скатывались по лезвию и тяжело падали в развороченную землю. Было тихо, только шелестела листва, беззаботно щебетали птицы, да издали, с площади, доносился сильный тягучий голос жреца.
            Но вот послышался топот — на помощь нападавшим спешило подкрепление. Около двух десятков свежих воинов неостановимой лавиной налетели на чужаков, ненадолго возобновилась яростная схватка, но слишком неравны были силы, и вскоре все кончилось. Связанных, расхристанных ушкуйников толчками и пинками повлекли на площадь.
            Ларо махнул рукой, и Керчом, умолкнув, скрылся за дверью Куалы. Стоявшие на площади люди толпы с любопытством и опаской разглядывали дерзких пришельцев, осмелившихся поднять руку на посланца могучего царства, изгнавших появлением своим великого жреца, одно только имя которого вселяло трепетный ужас в сердца всякой живой твари. расселившейся на вотских землях от устья Медной реки до Великого холма.
             — Вот они! — гневно крикнул Ларо и величественно указал рукой на тесную кучку чужаков. — Это они убили наместника Великой Булгарии и обрекли всех нас на разорение и смерть! Незадолго до своей гибели юзбаши Серкач принял нашу веру, и великие боги не простят, если мы не отомстим за него. Что скажете, люди Ваткара?
             — Смерть! — дружно закричала толпа.
             — Что скажете, люди Верхнего племени?
             — Смерть!
             — Что скажете, люди Нижнего племени?
             — Смерть!
             Страшное слово трижды хлестнуло людские сердца, ожгло и вызверило души, накаленная яростью толпа придвинулась к пленникам и угрожающе загудела. Из гущи народа вывернулась неистовая страшная старуха, заполошно выкрикнула ругательство, с презреньем и ненавистью плюнула под ноги стоявшего впереди Светобора.
             — Еще не все сказал я! — крикнул Ларо и махнул рукой. Из-за угла княжеского дома медленно выступили воины с носилками, и люди толпы, разглядев их ношу, пораженно ахнули — на носилках лежали зарезанные дозорщики.
             — Смотрите все! — сурово приказал Ларо. — Эти воины погибли тоже от рук проклятых чужеземцев. Пока мы с вами смиренно внимали благочестивым молитвам, дочь Выра освободила презренных чужаков и хотела спасти их от нашей святой мести. Она предала Ваткар! Она хотела посмеяться над гневом великих богов! Что скажете?
             — Смерть! — закричали воины Нижнего племени, но их крик растаял в тишине, повисшей над площадью. Люди нерешительно переглядывались, перешептывались, вздыхали. С чужестранцами все было ясно и понятно, но Люльпу...
             — Что скажет Выр? — крикнул кто-то.
             — А что вам Выр? — взвился Ларо. — Боги разлюбили Выра. Боги не помогли ему в защите от чирмишей. Боги дали ему наследника, из которого никогда не выйдет настоящего князя. Боги наслали на нас чужаков, забрали к себе нашего единоверца Серкача, увели из города Уктына, а это значит, что они отвернулись от Выра и не ждут от него ничего хорошего. Если Выр останется князем — боги отвернутся от всех живущих вотов, отвернутся от вас и забудут вас. Так нужен ли вам т а к о й князь?
             — Не нужен! — завопили воины Нижнего племени. Когда их крики смолкли, вперед вышел молодой Келей.
             — Ты прав, Ларо, — сказал он громко. — Боги подсказывают нам сменить князя. Нам нужен мудрый и смелый предводитель, который мог бы порадовать богов своими подвигами, который мог бы сделать нас непобедимыми. Из всех живущих вотов я знаю только одного такого человека.
             — Говори! — нетерпеливо потребовал Ларо.
             — Ларо! — закричал молодой вождь. — Только Ларо может быть нашим князем!
             — Ларо! — радостно подхватили воины Нижнего племени. Люди Ваткара возбужденно гудели, обсуждая и сомневаясь, поглядывали на княжеских десятников, которые собрались кружком в центре площади и горячо о чем-то спорили.
             — Вы отдаете дань, — заговорил Ларо, — и у вас почти ничего не остается. А Выр, ссылаясь на булгар, требует все больше и больше. Скоро он запросит больше того, что вы можете вырастить и собрать. Вам придется отдать в рабство своих жен и детей, а потом вы и сами станете рабами. А я не хочу, чтобы моих соплеменников продавали на булгарских рынках. Поэтому сразу же после тризны я поведу вас в поход на проклятых чирмишей. Мы захватим богатую добычу, часть которой отдадим булгарам, остальное будет принадлежать нам.
             — В поход! Да здравствует Ларо! — с яростной радостью кричали воины Нижнего племени. Люди Ваткара все поглядывали на споривших десятников.
             — Но прежде чем это произойдет, — продолжал Ларо, — мы должны заручиться поддержкой великих богов, умилостивить их гнев, отомстить за нашего единоверца Серкача.
             — Смерть чужакам! — закричали воины, крики их мгновенно накалили толпу, и вскоре вся площадь выкрикивала страшное слово и единой душой жаждала того, что таится под этим словом.
             — Смерть предавшей Ваткар! — неожиданно выкрикнул Ларо, выхватил кривую саблю и шагнул к Люльпу. Толпа ахнула, завыли женщины, завизжали ребятишки, ваткарские сотники, наконец решившись, полезли сквозь людскую гущу, выхватывая на ходу свои сабли. Ларо замахнулся — страшный крик пронесся по площади; Светобор, впившись глазами в побелевшее лицо девушки, отчаянно рванулся из рук державших его вотов...
            Широкая ладонь молодого Келея жестко перехватила жилистую руку Ларо, остановив набиравшее разбег страшное жало.
             — Стой, князь Ларо! — решительно сказал молодой вождь, и голос его был услышан в реве толпы, и сразу все стихло.
             — Ты, князь, конечно, понимаешь, что боги помутили разум Люльпу, иначе невозможно объяснить ее поступка. А коли так — разве может она отвечать за дела свои? Порадуй богов святой местью презренным чужеземцам, и наши великие покровители смилуются над несчастной, вернут ей светлый разум, и она вновь станет любимицей Ваткара.
             — Смилуйся, Ларо! — закричали в толпе. Ларо, опустив саблю, некоторое время задумчиво водил глазами поверх людских голов. А Келей, приблизившись к девушке, преданно смотрел на нее, но даже тени благодарности не промелькнуло на лице Люльпу, и взгляд ее прекрасных глаз был обращен в сторону, туда, где стоял связанный белокурый чужеземец. Гнев вспыхнул в душе молодого вождя, горячим облаком черного дыма окутал он сердце Келея, и в какой-то миг обожгло желанье одним ударом с в о е й сабли покончить с драгоценной мучительницей, но сердце было заполнено любовью, и в страшной борьбе черного гнева и светлой любви зародилась серенькая, неясная, неопределенная надежда.
             — Знаю, Келей, — заговорил наконец Ларо, — что в племени твоем есть искусный знахарь, который исцеляет и хвори телесные, и недуги душевные. Если ты по доброте своей хочешь помочь несчастной — увези ее к себе, и да помогут ей великие боги!
             — Благодарю тебя, князь! — молодой вождь поклонился Ларо, схватил девушку за руку и повлек ее в сторону Воротной башни. Три воина Верхнего племени прокладывали дорогу, люди испуганно расступались перед ними, и Келей, легко преодолевая сопротивление княжны, быстро двигался через площадь.
             — Эх, басурманы, — с горечью сказал Григорий. — И перекреститься не дадут перед смертью. Господи, прости грехи мои тяжкие, спаси и сохрани душу православную...
            Словно угадав настроенье кузнеца, Ларо отдал команду, и четыре вотских лучника встали напротив ушкуйников, шагах в десяти от них.
             — Смерть чужакам! — закричал Ларо.
             — Смерть! — подхватила площадь.
            Лучники вложили стрелы и натянули тугие тетивы.
            Свистнули стрелы, и, вскрикнув, разом упали вотские стрелки, пронзенные длинными древками с незнакомым опереньем. Испуганно охнула какая-то женщина, гул прошел из края в край толпы, и разом все головы повернулись в ту сторону, откуда прилетели стрелы. И разом все смотрящие увидели четырех незнакомых воинов, стоявших дерзко, в полный рост, на крыше дома бывшего жреца Каса. И поняли все — на крыше Касова жилища стояли ч у ж и е люди. Звенящая тишина воцарилась на площади.
             — Здравствуй, воевода-батюшка! — весело крикнул один из стоявших на крыше и поклонился Светобору.
             — Здравствуй, Помело, — ответил Светобор и, стыдясь веревок на теле своем, улыбнулся жалко и конфузливо.
            А из зева Воротной башни торжественно выступал ваткарский князь Выр, и следом за ним теснилось и двигалось великое множество вооруженных чужаков.
             — Отец! — закричала Люльпу и, вырвавшись из рук ошеломленного Келея, бросилась к Выру. Увидев дочь, старик заплакал, ноги его подкосились, и он медленно осел на пыльную землю.
            Страшный гомон поднялся на площади. Выли жены убитых лучников, что-то кричали воины, ваткарские десятники навалились на Ларо и Келея, а вездесущие чужаки немешкотно заняли все возвышенные места и окружили толпу. Отбиваясь от десятников, Ларо громогласно призывал своих воинов, и те, расталкивая народ, спешили на помощь. Свирепый, страшный в своей ярости Келей с тройкой верных воинов пробивался к Священной роще, надеясь укрыться там и незаметно выйти из города. Какие-то люди подняли Выра с земли и бережно несли его краем площади к княжескому дому.
            Уже разрезаны были веревки, и освобожденные ушкуйники растирали затекшие руки. Кормщик Тороп сурово выговаривал смущенному Светобору: — Не за тем посадник новгородский поставил тебя во главе похода, чтоб так глупо рисковал ты своей головой. Да что голова! Делом ты рисковал, разве это гоже? А если бы не узнали мы о твоем полоне, если бы не подоспели на помощь? Разве можно в нашем деле на случай полагаться?
            Светобор молчал, опустив голову. Сказать ему было нечего.
             — Ладно, что стража на ближних башнях спиной к реке стояла, что-то интересное в городе высматривала-выслушивала, и посему удалось нам искрадом подобраться. Ладно, что в посаде никого не оказалось, все ушли сюда, на площадь. А иначе много кровушки пришлось бы пролить, своей и чужой, да и тебя, воевода, не смогли бы отстоять.
             — Прости его, Тороп, — вступился Григорий. — Молодой еще, больно горяч, нетерпелив. Ведь и я говорил — не надо бы нам соваться в ихние распри...
            Еще кипела площадь, еще не умолкли крики, еще там и сям возникали стычки, а повеселевший кормщик Кряж уже подмигивал ваткарским девушкам, и те смущенно прятали глаза. Но, подталкиваемые любопытством, снова украдкой поглядывали на веселого чужака и пытались уразуметь его непонятные смешные речи.
             — Ну, чего очи уводишь? — вопрошал Кряж ту, что стояла к нему ближе всех. — Гляди, не бойся, за поглядку денег не беру.
            Девушка хихикала, переглядываясь с подругами. Те заливались беззаботным смехом, словно не было только что страшных событий, словно все было как обычно, как надо. Не умеет молодость печалиться подолгу...
             — Образ у меня, конечно, самый непристойный, — говорил Кряж, оттягивая рваный рукав запачканной кровью грязной рубахи. — Но ежели меня в баньке помыть-попарить да чистые исподники на меня напялить... О! А ежели еще ковшец меду поднести... О-го-го!
            Девушка, переглянувшись с подругами, осторожно приблизилась к Кряжу, вынула из рукава чистую тряпицу и привстав на цыпочки, попыталась стереть кровь с его щеки. Запекшаяся кровь не отставала, и девушка послюнявила тряпицу узким язычком. Закатив глаза, Кряж показал, как он млеет от такой ласки, а потом неожиданно сграбастал девушку в охапку и крепко поцеловал ее. Та, замычав, замотала головой, быстрой ящеркой выскользнула из объятий парня и с запоздалым визгом спряталась среди восторженно хохочущих подружек. Подошла растрепанная босая баба, строго чего-то выговорила девушкам, и они растворились в толпе.
             — Тьфу, охальник! — плюнул с досады наблюдавший эту сцену Григорий.
             — Григорий разве не окальник? — послышался сзади веселый голос.
             — Матан! — кузнец невольно вздрогнул, но вдруг почувствовал, что ему почему-то приятно видеть своего бывшего сторожа.
             — Зачем Григорий бегать? — так же весело спросил Матан, но в глазах его затаился недоуменный укор. — Григорий плохо Коньыгурт? Кушать, пить мало-мало, за клеть сидеть, ничего не работать... хорошо ведь?
            Кузнец невольно вспомнил дни и ночи своего долгого полона, и тут же всколыхнулись воспоминания о прежней счастливой жизни на Великом Холме, о верной своей женке, защемило сердце, ком подкатил к судорожно дернувшемуся горлу...
             — Григорий бегать, — продолжал Матан веселым голосом, — Коньы бить-ругать, Матан плакать — ой, как больно! Ой, Григорий жалко!
             — Хороший ты мужик, — вымолвил наконец Григорий и обнял вота, — прости, если можешь. — Притянул к себе растрепанную, впроседь, голову Матана и шепнул прямо в ухо: — Воля, братец мой, дороже всего...
            А на крыльцо княжеского дома выступил Выр. Он был бледен и не совсем твердо стоял на ногах от пережитого, но слабость телесная не коснулась мощи его голоса.
             — Жители Ваткара! — зычно крикнул он, и сразу стихла площадь, и люди придвинулись к крыльцу.
             — Горько мне! — продолжал князь. — Горько мне было узнать о том, что сотворилось в городе, лишь только я его покинул. Горько мне было узнать о том бесчестье, которое готовил моей единственной любимой дочери ханский наместник. Зная, что Люльпу не любит его, он хотел силой завладеть ею, и во всем городе не нашлось человека, который захотел бы защитить ее. Где были мои сытые воины? Куда смотрели их десятники? Все поддались чарам Уктына, хитрого нечестивца, который так долго и искусно скрывал свои помыслы. Хвала великим богам, что они послали на нашу землю чужих людей, и среди них нашелся смельчак, не побоявшийся постоять за честь беззащитной девушки. Вот он, этот храбрый алангасар! — Князь указал рукой на Светобора. — И вы хотели убить его? И вы хотели поставить своим князем лживого глупца Ларо, который манил вас пустыми обещаньями?..
             — Неправда твоя! — закричал Ларо из толпы. Он стоял в центре толпы, окруженный плотной стеной воинов Нижнего племени. Келей со своими скрылся в Священной роще за домом Каса и вынужден был ждать дальнейших событий — его, как и Ларо, не выпустили из города чужие люди
             — Неправда твоя! — еще раз крикнул Ларо.
             — Замолчи! — прерывала его Люльпу, выступая из-за спины отца. — Много плохих слов выпустил ты сегодня, много яда влил в наших людей!
             — Ты думаешь, Ларо, — снова заговорил князь, — что война с чирмишами принесет счастье Ваткару? Ты ошибаешься. Чирмиши, как и воты, подвластны Великой Булгарии, и если мы нападем на чирмишей, булгары накажут нас. Это будет жестокое наказанье.
             — Почему тогда чирмиши грабят наши земли? — возмущенно крикнул Ларо. — Почему хан не наказывает их?
             — Потому что булгары не знают об этом. Через малое время я повезу дань в Булгар-Кала и сообщу о бесчинствах чирмишей. Уверяю тебя, Ларо, эти несчастные пожалеют о своем геройстве.
            Князь помолчал, собираясь с силами.
             — Я не буду тебе мстить, Ларо, потому что ты глуп и не понимаешь главного. А главное в том, что власть, данная людьми, ничего не стоит. Люди назовут тебя громовержцем, но ты не сможешь метать молнии. Люди провозгласят тебя князем, но это будет только слово. Истинна лишь та власть, которую даруют великие боги. Но мало получить власть от богов — гораздо важнее и труднее, находясь среди живых людей, быть истинным посланцем неба. Юзбаши Серкач забыл об этом — и поплатился жизнью.
            Рассудительная речь Выра успокоила людей, вернула внутреннюю опору, и уже многие с недоуменьем думали, как могли они криками своими поддерживать Ларо, который чуть было не свел их с мирного размеренного пути жизни, чуть было не вверг в пучину хаоса. А Ларо, оскорбленный словами Выра, не хотел сдаваться.
             — Выр! Я глуп, я ничего не понимаю в этой жизни. Подскажи, что мне делать и говорить, когда булгары придут мстить за убитого наместника?
             — Через малое время я повезу дань в Булгар-Кала, — спокойно и терпеливо повторил князь. — Я сам расскажу хану о том, что случилось. Я сделаю все возможное, чтобы страна вотов избежала разоренья. Если хан потребует моей смерти, то ради вашего спокойствия я не задумываясь расстанусь с жизнью.
            Он посмотрел в испуганное лицо Люльпу и улыбнулся ей.
             — Юзбаши Серкач совершил плохой поступок, но он был нашим единоверцем, и мы должны справить тризну по древним обычаям предков. Сегодня душа его предстала перед великими богами. В положенное время мы поможем его телу отправиться вслед за душой — туда, в небесные выси, в голубые долины вечного блаженства и радости...

Тризна