|
Александр Барышников Клад Соловья-РазбойникаСерия 5 |
|
|
Александр Барышников Клад Соловья-РазбойникаСерия 5 |
|
|
Прощай...Светобор, грустный и задумчивый, стоял под высокой сосной. Взгляд его невольно устремлялся к голубой ленте реки, за которой виднелись башни Ваткара. Ему никак не верилось, что все кончилось, что нет больше рядом Люльпу, что уже не сможет он обнять ее тонкий стан, заглянуть в прекрасные очи. А не во сне ли было это? Но вот же перед ним город, в котором живет она. О чем она думает сейчас? Помнит ли она все, что так ярко врезалось в его душу, что не дает покоя ему? Рано утром в Ваткаре Светобора нашел посланный Торопом гонец. Случилось то, чего так опасался благоразумный кормщик — пока воевода пьянствовал и блудил (так и сказал при встрече разгневанный Тороп), сверху пришли те, за кем ушкуйники так долго гнались и кого так терпеливо ожидали на берегах Вятшей реки. Булгары остановились у своих в Булгакаре, но задержались очень недолго. Похоже, воины наместника рассказали о его гибели и о чужих людях. Оставленные у Булгакара доглядчики едва успели добраться до конца речного плеса, а уж сзади забелели паруса булгарских лодок. Полным ходом булгары прошли мимо Ваткара; хотя можно было бы встретить их и здесь, но воевода наш (тут взбешенный кормщик Тороп непочтительно скорчил гримасу откровенного презрения) забыл о долге своем, о деле главном и важнейшем... И куда только смотрел и о чем думал посадник новгородский? Могли бы мы и сами, без премудрого воеводы, булгар тех встретить и приветить, а случись промашка — мы же и виноваты, а воевода в стороне... Короткие сборы подошли к концу. Ушкуи покачивались на воде, все было на месте, все проверено, уложено и увязано. — Пора! — сурово сказал кормщик Тороп и шагнул через кожаный борт. Светобор молча забрался в свою передовую лодку, и дружина отчалила. Ушкуи привычно выстроились в ровную цепочку и ходко двинулись вниз по течению. Слева быстро уходил назад Ваткар. Весь ваткарский берег был усеян вотами, многие из которых что-то кричали и махали руками. Светобор до боли в глазах всматривался в маленькие шевелящиеся фигурки, отыскивая знакомый облик, но Люльпу нигде не было. Отчаявшись высмотреть ее в толпе, он горестно вздохнул и тяжело опустил голову. Мерно взлетали и падали с плеском длинные весла, журчала и булькала взрезаемая деревянными носами вода, весело играли солнечные блики на голубом зеркале реки — начиналась привычная походная жизнь, а недавнее прошлое стремительно убегало назад, превращаясь в невесомые, неосязаемые сны-воспоминания, которые медленно оседали на дно взбаламученной души. — Воевода! — шепнул Якуня и указал рукой на берег. Светобор поднял глаза — лошадь с низко опущенной головой пасется на краю обрыва... Яркой молнией в душе лесная поляна, падающая с лошади девушка... Снова явь — черные развалины сгоревшего недавно строения... И вдруг сердце его раненой птицей забилось в груди: правее пепелища, на самом краю отвесного речного берега белой свечкой вонзилась в небо тонкая девичья фигурка. Ветер раздувал край длинной рубашки, девушка махала рукой, лица ее не видно было за речной далью, но Светобор почувствовал, ждущим сердцем почуял и разумом осознал наверняка, что это она, его Люльпу, его душа, его любовь, его горькое счастье и радость с печалью пополам. — Хороша! — восхитился один из гребцов. — Заткнись! — люто оборвал его кормщик Кряж.— А ну-ка, налегли, налегли! Светобор смотрел на растворяющуюся в пространстве Люльпу, он напрягал зрение до последней возможности, но неумолимая река и неостановимое время уносили ее все дальше, и когда последний слабый отсвет белой точки на далеком берегу погас в глазах его, он внезапно ощутил горячую влагу слез на щеках своих и, стыдясь их, опустил голову на грудь. — Прощай, Люльпу! — услышал он свой голос внутри себя, и тотчас там же, в самой глубине опустошенного сердца, голос невидимой, растворившейся в бездне неба и времени Люльпу тихо и печально ответил: — Прощай... |
