Александр Барышников

Клад Соловья-Разбойника

Серия 4

Последняя скачка, первая встреча

            — Наместник! — позвал Уктын. Тотчас из потайного закоулка жрецова жилища выбрался юзбаши Серкач. При виде недвижных тел Ларо и Келея глаза его сделались непривычно круглыми.
            — Ты отравил их своим зельем? — испуганно спросил булгарин.
            — Нет, нет! — поспешил с ответом верховный жрец.— Разве могу я причинить зло человеку? Вожди выпили вина и уснули. С кем не бывает... Но не пристало лучшим людям страны вотов спать сидя за столом. Они заслуживают более удобного ложа, и таковое найдется в моем доме. Эй, Керчом!
            Как из под земли явился молодой помощник Уктына, опустился на колени, припал к ногам своего повелителя.
            — Позови парочку своих бездельников, пусть позаботятся о моих гостях. Уложите поудобнее и следите, чтоб никто не нарушал их сладкий сон.
            Керчом вскочил на ноги и поклонился. Внезапно о чем-то задумавшись, верховный жрец пристально оглядел служителя с ног до головы, губы его дрогнули в неуловимо тонкой усмешке, и он кивнул, словно бы утверждая какую-то свою мысль.
            — Впрочем, они справятся и без тебя. Распорядись и выходи на улицу. Мы с наместником будем ждать тебя там.
            Исполнив повеление, служитель вновь приблизился к Уктыну.
            — Керчом! — заговорил верховный жрец.— Я знаю, что ты мечтаешь занять мое место. Не спорь — мне все известно, и рано или поздно это случится, такова воля великих богов. Ты многому научился за эти годы. Пришло время показать, на что ты способен. Сегодня я доверяю тебе исполнить древний обряд соединения любящих сердец.
            Керчом был готов ко всему, но последние слова повелителя удивили его. По извечной традиции любящие сердца со-единялись осенью, когда заканчивались полевые и огородные работы, когда погреба и подвалы наполнялись дарами Музъем-Мумы — Великой Матери Земли. Уловив недоумение Керчома, жрец грубо толкнул его в грудь и сердито прошипел:
            — Даже в помыслах своих никогда не перечь мне, не гневи великих богов, ибо ужасна их страшная кара! Великие боги не любят сомневающихся.
            Раздавленный Керчом опустился на колени, на животе подполз к повелителю и покрыл поцелуями его запыленные босые ноги. Любимец богов удовлетворенно хмыкнул и весело подмигнул наместнику великого хана. — Обряд проведем в старом храме. Ты слышишь меня, Керчом? Мы с благородным бием прогуляемся, а ты оседлай трех лошадей да не забудь прихватить все, что требуется для службы. Догонишь нас на куалынской дороге...
            — Если бы мои воины были так же покорны! — восхищенно воскликнул булгарин, когда они неспешно двинулись вдоль речного — обрыва.Но мне непонятно, зачем ты впутываешь в наши дела своего помощника?
            — Таковы обычаи предков,— скромно ответил Уктын. Про себя подумал: не лишним будет глупец, согласный хлебать хитрецом заваренную кашу, которая может оказаться смертельной отравой. Вслушиваясь в себя, вглядываясь внутрь своей души, он не находил там страха, не обнаруживал даже волнения; много раз мысленно он уже проживал этот день, участвовал в задуманных им грядущих событиях, и вот тогда, в те бессоные ночные часы, волнение и страх, бывало, обжигали его, будили сомненья, доводили до отчаянья. Но вот оно пришло, утро этого долгожданного дня, все ночные напасти остались позади, и на смену им явилось одно желание — действовать и добиваться своего любой ценой...
            Через малое время Керчом догнал Уктына и юзбаши Серкача, они взгромоздились на лошадей и неспешной рысью двинулись по дороге, которая от речного обрыва заворачивала вправо и углублялась в лесную чащу. Булгарин вспомнил, что накануне праздника шийлык именно здесь, на этом дорожном повороте, он впервые п о — о с о б о м у увидел княжну Люльпу, ска-кавшую с ватагой молодежи изгонять нечистую силу из строений Куалын-горы. И вот сегодня по этой же дороге он направляется к ней для того, чтобы... И может быть, совсем скоро... О, это было бы... Мысли юзбаши путались; ища поддержки, он взглядывал на Уктына, и тот, чувствуя волнение своего спутника, одобрительно и по-отечески ласково улыбался ему.
            Миновав лес, немного освеживший их тенистой прохладой, всадники спустились на дно Большого оврага и двинулись к реке. Внезапно Уктын натянул поводья и стал зорко вгля-дываться куда-то вправо, в лиственные заросли, опутавшие овражный берег до самого посада.
            — Что? — испуганно спросил булгарин.
            — Нет, показалось... Вперед!
            Уктын стегнул коня и нахмурился. Что это — явь или вы-рвавшееся из ночных страхов виденье? Только что, выехав из-за поворота, он увидел бредущего по дороге старого туно. Это длилось мгновенье, и тотчас старик исчез; он не спрятался, не юркнул в кусты — он просто растворился в воздухе. Разве так бывает? К тому же старый туно почти не ходит, он не мог преодолеть такой путь, да и зачем? По указанию Уктына старику приносят дрова, пищу, одежду. Жаждущие узнать свою судьбу также не оставляют колдуна без своей благодарности. По-казалось, померещилось...
            Прогрохотав по мостку через Сорный ручей, всадники стали подниматься по узкой, залитой помоями улочке посада. Разбежались испуганные ребятишки, игравшие в пыли, встревоженно переглянулись суетившиеся на грядках старухи, рыжий мужик с бородавкой на щеке поспешно уступил дорогу и долго кланялся вслед.
            Переполошив дремлющих стражников, они проехали сквозь Воротную башню и оказались на площади княжьего города. Площадь эта была окаймлена всего четырьмя строениями. Справа, впритык к Воротной башне, стоял большой дом, в котором жили молодые воины, а дальше вдоль частокола до самой Луговой башни расположились жилища ваткарских десятников. Рядом с домом молодых воинов стояли княжеские хоромы с высоким крыльцом, сзади же, от Княжьей башни, напирала на них густая зелень сада. Чуть дальше и левее хором, как раз напротив Воротной башни, темнела древним срубом старая куала, а еще левее, напротив княжеского жилища, стоял пустующий дом Каса — бывшего великого жреца вотских племен. Все пространство за домом Каса от Воротной до Береговой и далее до Жрецовой башни заросло кустами и деревьями Священной рощи.
            Миновав пустынную в этот час площадь, всадники заехали за куалу и спешились в тени подступивших к ней сзади берез.
            — Приберись — внутри,приказал Уктын,— приготовь все, что требуется.
            Керчом бросился исполнять повеление.
            — Благородный бий! — негромко, но торжественно за-говорил верховный жрец.— Пришел твой день, настал твой час. Ты выбрал свою судьбу, ты достоин своего счастья, и один лишь крохотный шагок отделяет тебя от осуществления за-думанного. Я всегда поддерживал и впредь буду поддерживать тебя, но сейчас все зависит только от твоей решимости и воли. Скоро, очень скоро ты отправишься в этот дом и приведешь сюда свою будущую жену. Посмотри — совсем рядом, всего несколько десятков шагов. Думаю, что не трудно будет пройти этот короткий путь, который приведет тебя к счастью...
            Булгарин блаженно и взволнованно слушал эти речи, сладко бередившие сердце. О, этот вотский шаман при всем его уме, опыте и предприимчивости даже представить себе не может, как он, юзбаши Серкач, заживет с молодой женой в Булгар-Кала, куда его — нет никаких сомнений! — переведут вскоре... нет, сразу же после того, как... Этот краснобай и знахарь, всю жизнь проведший в здешних дебрях, даже в самом сладком сне не сможет увидеть прекрасной жизни, которая кипит на далеких итильских берегах, куда он, благородный бий, отправится, как только... Да, да, зачем ждать приглашений? Как только в столице увидят Люльпу, е г о Люльпу, он сразу же... Ах, да! Надо обязательно отблагодарить этого смешного Уктына, без него в здешних гиблых местах было бы совсем тоскливо. Можно прислать ему коня, арабского скакуна, но лучше — ха-ха-ха! — подарить молодую наложницу. Натешившись с ней (если, конечно, есть к тому желание и возможности), верховный жрец может подарить красотку молодому Келею, и тогда все будут довольны...
            Из верхнего волокового отверстия куалы повалил густой дым, и вскоре после этого вновь явился Керчом, поклонился своему повелителю и замер в ожидании его новых приказов. Уктын порылся в суме служителя, выбрал хлеб покруглее, намазал его толстым слоем желтого масла, а сверху водрузил огромный ломоть вареного мяса.
            — Ждите меня — здесь,строго сказал он и торжественно, на вытянутых руках понес дары свои великим богам; перешагнув порог куалы, пал на колени с низко склоненной головой. Прямо перед ним лениво курился не успевший разгореться жертвенный очаг, над которым висел недвижно огромный закопченный котел, а дальше, за широкой струей дыма, в глубине куалы зеленела березовыми и сосновыми ветками широкая полка священного мудора. Поверх сосновых веток топорщился пучок болотной осоки, придавленный основанием темного от времени соснового исполина Инмара, покровителя и защитника северных вотов. Небесный сын его, солнечный бог Шундыр, также присутствовал здесь в виде круглого березового спила, покрытого густым отваром луковой шелухи. А между Инмаром и Шундыром, под их защитой и опекой, стоял большой медведь из обожженной глины — прародитель и оберегатель рода Гондыр. Справа и слева главной троицы толпились фигурки покро-вителей других родов, с той и другой стороны окруженные общими вотскими богинями: Музъеммумы — Мать Земли, Шундымумы — Мать Солнца, Вукумы — Мать Воды, Инмумы — Мать Неба...
            Уктын с трепетным сердцем прополз на коленях слева от дымящего очага и трижды сунулся головой под полку свя-щенного мудора.
            — О всемогущие боги! Примите этот круглый, как дневное светило, хлеб, это желтое, как лучи его, масло, это мясо, сваренное на горячем, как Солнце, огне! Не оставьте в милости вашего верного служителя, помогите сотворить задуманное, и безграничной будет благодарность Уктына, и до последнего издыхания буду исполнять волю вашу на этой земле!
            Уктын медленно поднялся и поставил дары у подножия покровителя вотов. И вдруг зашумел сзади очаг, радостно обомлевший жрец рухнул на колени, вспыхнувшее пламя заиграло багровыми бликами на истрескавшемся лике идола, и Уктыну вдруг показалось, что покровитель улыбается ему.
            — Благодарю вас, о великие боги, за добрый знак, что подаете мне!
            Уктын, не переставая кланяться, задом прополз справа от вновь задымившего очага и, потный и взъерошенный, выбрался на улицу. У княжеского крыльца спешились два воина и скрылись в доме Выра. Это осложняло задуманное дело, но верховный жрец не потерял уверенности — только что по-лученный знак великих богов вселил в него непоколебимое спокойствие. Да они просто не осмелятся перечить, подумал он и шагнул с крыльца на землю.
            — Вот теперь ты можешь идти,— сказал он булгарину и легонько подтолкнул его в сторону княжеского дома.
            — Но воины... — нерешительно протянул юзбаши. Их по-явление как-то разом разбило его веселые мысли о счастливой грядущей жизни.
            — Не обращай внимания,— Уктын пренебрежительно махнул рукой.— Они настолько глупы, что просто ничего не поймут. А если все же что-то заподозрят, то извечный страх перед твоей великой родиной не позволит им поднять глаза от земли. Поэтому ничего не опасайся — иди и приведи сюда Люльпу.
            Уверенный голос жреца подбодрил юзбаши, но все же не смог до конца развеять его сомнений.
            — А если она не захочет пойти со мной? Не тащить же ее силой...
            — Ты, как всегда, прав,— спокойно отвечал Уктын.— Будь с ней ласков, ведь это все-таки твоя будущая жена. Твое дело — вывести Люльпу на крыльцо, остальное я сделаю сам. Ступай!
            Лошади у коновязи беззаботно хрустели сеном, их мирный, привычный вид немного успокоил булгарина, и он, бодро поднявшись на крыльцо, распахнул дверь княжеского дома. Отдыхавшие в прохладных сенях воины вскочили, дружно поклонились и действительно не поднимали глаз, пока он не перешагнул порог горницы. В ней никого не было.
            — Мир вашему дому! — громко сказал юзбаши Серкач и замер в ожидании. Через малое время робко появился молодой княжич. При виде наместника он побледнел, неуклюже по-клонился и пробормотал что-то невнятное.
            — Я тоже очень рад этой встрече, о достойный сын дос-тойнейшего отца,— ласково сказал гость и шагнул к Гырыны.— Вот, проходил мимо и решил зайти в гости. Не помешал?
            Княжич окончательно смутился и даже не попытался что-нибудь ответить. Бедный мальчик, подумал юзбаши и успо-коился окончательно.
            — Дома ли сестра твоя? — спросил он самым сладким голосом. Гырыны облегченно вздохнул и исчез так же робко и нерешительно, как появился. Вскоре пришла Люльпу, на-стороженно глянула на булгарина, но все же легонько по-клонилась, приветствуя гостя.
            — Здравствуй, — взволнованно произнес он и замолчал, откровенно любуясь ее красотой.
            — Что привело в наш дом наместника великого хана? — сдержанно, потупив глаза, спросила княжна.
            — Дела,— коротко отвечал булгарин.
            — Отца нет дома, приходи в другой раз.
            — Я пришел к тебе и хотел бы поговорить о важном деле,— он значительно посмотрел на Люльпу.
            — О важных делах я говорю только в присутствии отца, — решительно заявила она.
            — Да не такое уж оно и важное,— поспешил исправиться юзбаши Серкач.— Так, мелочь... Мне кажется, что ты боишься меня...
            — Чего мне бояться? — беспечно ответила Люльпу, но он заметил, что ее прекрасные глаза потемнели от закипающего в душе гнева.
            — Да, конечно, — согласно сказал булгарин.— Ты в своем городе, в своем доме, рядом с тобой твой брат, за дверью — воины твоего отца. Но даже без всего этого тебе нечего бояться меня. Я просто хотел тебя увидеть и немного по-болтать о пустяках. Однако, душно у вас... Может, выйдем на крыльцо? Воины будут рядом.
            — С чего ты взял, что я кого-то боюсь? — с явным раз-дражением спросила она и, гордо подняв голову, решительно вышла на крыльцо. Радостный булгарин вылетел следом на крыльях любви.
            Наконец-то...
            — Иди внутрь,— приказал верховный жрец Керчому, и тот быстро скрылся за дверью куалы. Уктын вышагнул из тени берез на солнечный свет, протянул руки в сторону княжны. Стоявший рядом с ней булгарин почувствовал, как она разом обмякла, глаза ее затуманились, опустились стройные плечи, рот приоткрылся, и откуда-то изнутри, из глубины души, донесся еле слышный стон. Уктын начал медленно, очень медленно сгибать руки, и княжна нетвердо, как во сне, шагнула с крыльца на землю. Тревожно заржали и забились в поводу лошади, воины Выра выскочили на крыльцо, но как будто разом, од-новременно, наткнулись на невидимую стену и испуганно замерли. Ледяная жуть подкатила к сердцу булгарина, он тоже оцепенел, в страхе смогая лишь изумленно наблюдать, как медленно удаляется от него прекрасная Люльпу. А Уктын все ближе придвигал растопыренные дрожащие пальцы к своим напряженным плечам, и все ближе зачарованная княжна перемещалась к крыльцу старого храма.
            Внезапно из горла верховного жреца вырвался хриплый, сдавленный вопль, руки его безвольно опустились, Люльпу вздрогнула всем телом и удивленно огляделась кругом. Лошади у коновязи затихли, воины ошарашенно заморгали глазами, юзбаши Серкач безвольно опустился на крыльцо княжеского дома. Уктын еще не знал, что произошло, но сразу же по-чувствовал — случилось что-то непредвиденное, непонятное, обескураживающее, неподвластное его разуму; в голове было непривычно пусто, но могучая натура, стремящаяся к заветной цели, начала действовать независимо от разума.
            — Приведи ее сюда! — во всю силу легких закричал он. Подстегнутый этим звуком, юзбаши очнулся, отчаянно бросился к княжне, грубо схватил за руку и, рыча и отдуваясь, потащил ее к Уктыну. Окончательно не пришедшие в себя воины тревожно переглядывались и бесполезно топтались на крыльце. Испуганная Люльпу отбивалась, как могла, но булгарин не выпускал свою добычу и неотвратимо тащил ее к старому храму. И тогда, изловчившись, девушка вцепилась молодыми зубами в ненавистную руку; с воплем он отдернул ее и поспешно приложил ко рту. В ужасе Люльпу отпрянула назад и, не помня себя, вдруг оказалась возле коновязи, сходу взлетела в седло, и лошадь, почуяв тревогу всадницы, резко рванула с места.
            — Догони! — закричал Уктын.— Возьми ее силой!
             Ударил в лицо теплый ветер, сбил на затылок белый платочек, взметнул расшитый подол нарядной верхней рубашки. При виде стройных девичьих колен глухо всколыхнулась в булгарине звериная похоть, толкнула в спину, забросила в седло второй лошади...
            — Выр не простит,— испуганно сказал один из воинов, когда всадники покинули площадь. Второй согласно кивнул и резво помчался к дому молодых воинов.
            — — Бесполезно,послышался сзади шелестящий старческий голос. Уктын резко обернулся — перед ним, держась за толстый ствол березы, стоял старый туно. Вид его здесь, вне закоп-ченной хижины на Куалын-горе, был так неожиданно необычен, что верховный жрец на какое-то время потерял дар речи.
            — Бесполезно,— повторил колдун.— Ты все равно не сможешь одолеть тех, кто плывет сюда на больших и быстрых лодках.
            Голубые его губы искривились в подобие торжествующей усмешки. Уктын еще не мог ни говорить, ни двигаться, но способность мыслить постепенно возвращалась к нему.
            Значит, не показалось... Значит, именно этот мерзкий старик прятался тогда в овраге. Впервые за долгие годы он выбрался из своей хижины, преодолел мучительно длинный путь, и все это только для того, чтобы порушить его, Уктына, замысел, развеять в одно мгновенье многолетние сладкие мечты...
            Впервые за долгие годы по щекам верховного жреца северных вотов струились слезы.
            — Ты убил ни в чем не повинного Каса,— шелестел бес-цветным голосом старый туно.— Тебе очень хотелось занять его место. Ты отравил князя Кутона, потому что вся слава доставалась ему, великому воину, а ты всегда оставался в стороне. Ты убил глупого булгарина, который гонится сейчас за внучкой Кутона, тщетно надеясь получить то, что ему не предназначено. Ты, презренный, сумел подчинить своей злой воле меня, рожденного на девятой ветке Великого Древа Золотой Кукушки. Все эти годы я был вынужден терпеть, потому что здесь, на земле, не было силы, способной тебя остановить. Но теперь эта сила появилась, и твоей черной власти приходит конец...
            Со страшным звериным криком Уктын бросился вперед, и его железные пальцы сомкнулись на хлипкой морщинистой шее.
            — Я вернусь на девятую ветку,— прошептал старый туно, тщедушное его тело дернулось, и выцветшие за долгую земную жизнь глаза закрылись навсегда.
            — Ты убил человека!
            Уктын оттолкнул от себя мертвое тело и быстро оглянулся. Возле угла старого храма стоял Керчом, лицо его было белым, глаза наполнились ужасом.
            — Прочь! — крикнул Уктын и, сорвавшись с места, быстро пошел, почти побежал через залитую солнечным светом площадь...
            ...Люльпу гнала лошадь по тропе, ведущей в селение Келея. Люди его племени не дадут ее в обиду, да и отец к вечеру будет там же. Девушка похлопала влажную от пота шею лошади — не подведи, милая! Вот и обережный столб с грубо вырубленным наверху ликом родового пращура. Дальше начинались места, не оберегаемые добрыми духами предков, таинственный край вумуртов и лесных чудовищ, где на каждом шагу подстерегали опасности и беды. Но иного пути не было.
            Когда тропа выбежала на большую поляну, оставленную давним пожаром, случилось страшное: истомленная лошадь споткнулась о высокую кочку и, обреченно заржав, покатилась наземь. Люльпу бросило далеко вперед, она беспомощно прокатилась на животе и врезалась в куст колючего вереска. А на поляну, безжалостно погоняя взмыленную лошадь, влетел торжествующий булгарин. Не сдаваясь, девушка вскочила на ноги и бросилась бежать. Конский топот неумолимо при-ближался.
            Вдруг что-то свистнуло, послышался громкий клокочущий стон, завершившийся глухим ударом, и мимо Люльпу про-неслась лошадь без всадника. Люльпу оглянулась и оста-новилась в изумлении: наместник великого хана лежал на траве в нелепой позе, открытые глаза его неподвижно уставились в небо, а из толстой шеи торчало древко стрелы с незнакомым оперением. В ужасе Люльпу огляделась кругом и обомлела: раздвинув кусты, на поляну вышел высокий человек в черной, покрытой сверкающими бляшками рубахе, в островерхой блистающей шапке, из-под которой до самых плеч его вились светлые волосы. Это был ч у ж о й человек. Он долго смотрел на оцепеневшую девушку и, неожиданно улыбнувшись, при-ветливо махнул рукой.
            — Ох, зря, воевода-батюшка. ох, напрасно,— ворчал Григорий за спиной Светобора.— Не соваться бы нам в ихние распри.
            Но молодой воевода ничего не слышал и не замечал ничего, кроме чудесного видения, так внезапно возникшего перед ним здесь, в неведомых и таинственных краях, на незнаемых берегах Вятшей реки, за много верст от Господина Великого Новгорода, за много дней пути от Матушки-Руси.
            Он осторожно приблизился к завороженно глядевшей на него незнакомке и ткнул себя в грудь: — Светобор. Я — Светобор. А тебя как кличут? Как имя твое?
            Девушка поняла, тихо назвала свое имя и опустила глаза. Тут же взгляд ее наткнулся на большую рваную прореху в ис-пачканном подоле, через которую розовело исцарапанное колено. Испуганно охнув, Люльпу поспешно прикрыла дыру ладошкой, а потом, догадавшись, повернулась к чужому другим боком.
            Из леса вывернулся запыхавшийся Якуня.
            — Воевода! — окликнул он Светобора.— Слышал я конский топот. Немалая, мыслю, сила, поспешает в нашу сторону.
            — Ведь говорил же я! — укорил неизвестно кого Григорий.— Схорониться бы...
            Бурей налетели всадники, десятка два или чуть менее. Заметив незнакомых людей, враз ощетинились копьями и кривыми сабельками, неотвратимо надвинулись грохочущей тучей. Ушкуйники молча встали рядом со Светобором и обнажили длинные мечи...
            Но тут Люльпу властно махнула рукой, заговорила горячо, напористо, гневно, и воты, переглядываясь, нехотя опустили оружие. Княжна решительно взяла чужого за руку и повела его по тропе в сторону Ваткара. Следом ушкуйники шагали довольно бодро, только Григорий косился через плечо на встревоженные лица вотских воинов. Сзади везли пере-брошенное через седло тело юзбаши Серкача.

Пробуждение